Неповторимые. Сказ о родных людях, об односельчанах, сокурсниках, сослуживцах, друзьях; об услышанном, увиденном - Афанасий Кускенов

Я не зря утомительно перечислял все эти прописные истины. И если сложить все перечисленные составляющие в один кубик, то не должен был остаться в живых славный солдат ВОВ Сахаровский. Только за один такой подвиг, как участие в сталинградской битве, он достоин звезды Героя.

Возвращаясь к дяде Бате, так же хочется отметить заслуги этого скромного бойца Красной Армии. Ведь не в штабе он штаны протирал; не в интендантской роте прислуживал офицерам и не при обозе состоял – а был он на пике военных сражений с верным другом – пулеметом в руках.

Уж никак не мог отсидеться в сторонке, простой труженик войны, дядя Бата Добосов. Пулеметчик есть пулеметчик – всегда впереди, всегда на самом острие смертельной опасности; и так все четыре года.

Разве ж он, и миллионы таких же трудяг войны, не достойны звания Героя Советского Союза? На кого ложатся все тяготы войны? На таких простых парнях, как дядя Бата, не осознающих порою того, что они и есть настоящие герои.

Есть в песне Людмилы Зыкиной такие слова:

– Поклонимся великим тем годам, тем славным командирам и бойцам…

Больше всего мне хотелось бы поклониться тому безвестному пехотному солдату, принесшему Победу народам Европы.

Наш земляк – сибиряк, Виктор Астафьев никогда не любил вспоминать войну. Он говорил, что война – это тяжелый и изнурительный труд.

– Сколько я земли перекопал за время войны…, – вспоминал Виктор Петрович.

Фронт никогда не стоит на месте. Он, или наступает, или отступает. И в тех, и в других случаях нужно окапываться.

Сегодня, скажем, стоим мы на одном месте, а завтра должны занять пункт «А». Заняв его, первым делом должны окапываться. Окапывать не только самого себя, но и вверенные орудия, имущество подразделения. Строить блиндажи, штабы, опорные пункты…

Заняв пункт «А», командование ставит задачу занять пункт «B»… И опять все по кругу… копать, копать, копать… Прав Виктор Петрович, война – это не бирюльки, это труд – тяжелый и изматывающий. А иначе нельзя. Иначе – погибнешь.

И все это – показывать чудеса героизма с автоматом ли, с пулеметом ли в руках, или же заниматься самоокапыванием, не менее важным делом военных будней, – есть удел простого рядового «пахаря» войны. Вечная память и слава ему!

Коснувшись темы войны нельзя не упомянуть о феномене русского солдата. Казалось бы, здоровый, двухметровый, холенный немецкий солдат и наш простой крестьянский парень с «немытой харей». И все же, немчура, на протяжении всей истории, всегда оставался битым.

Еще Александр Васильевич Суворов говаривал:

– Пруссак против русака не воин!

А он знал толк в военном искусстве, ему ли не выносить столь уничижительный вердикт.

Не менее значимая историческая фигура, канцлер объединенной Германии – фон Бисмарк, Христом-богом молил потомков не лезть войной на Россию. Не послушались.

Не только не вняли мольбам великого соотечественника потомки, а опутали, впоследствии, весь мир демагогией нацизма. «Очистили» Землю посредством своих концентрационных лагерей.

Глава 11

Об ужасах и нечеловеческих пытках этих лагерей мы знаем не понаслышке. Наш дядя Петро Бутуханов был узником тех мест, свидетелем всех злодеяний фашистского вермахта.

Кадровый военнослужащий, начинающий блестящую карьеру офицера Красной Армии, он оказался в плену. Пленен был не по своей воле, а за ошибки политической близорукости, допущенной руководством страны Советов.

Все просчеты высшего генералитета, принято было спускать в «низы», к командирам низшего звена. Как говорится: «Баре дерутся, чубы у холопьев летят».

Чтобы не творилось в верхних эшелонах власти, но в первые годы войны, наши войска бездарно сдавали свои позиции противнику. Отношение к пленным приравнивалось, как к врагам народа. Всю эту несправедливость пришлось пережить миллионам советских солдат таким, как наш дядя Петро. Пережить фашисткие концлагеря, а вернувшись на Родину советский ГУЛАГ – испытание не для слабых людей.

А дядя Петро был очень живым и подвижным человеком. Высокий ростом, статный собой, чистый помыслами – душа всего нашего Балтая. Где бы, что не случилось в нашем роду, он первым вприпрыжку несся к месту событий.

Вечный чистильщик бараньих кишков на тайлгане. Никто из сородичей не посмел бы указывать, а уж тем более заставить его чистить кишки. Но дядя Петро считал, что никто не справится с этим лучше него.

Собрав команду сорванцов, он добровольно отправлялся, заниматься этим «бабским» делом. Не только он мыл и чистил кишки, но и передавал свой опыт грядущему поколению.

А это «поколение», достигшее 60-летнего рубежа, нынешним летом на тайлгане, само уже передавало свой опыт молодому поколению, чему я был живым свидетелем.

Воспоминания о войне, до скончания века не оставляли дядю Петра равнодушным к былым событиям. Слезы – вечные спутники его послевоенной жизни. Плакал он молча, от этого еще горше. Зримо помню мокрое его от слез лицо.

Мы, дети, играя в войнушку, как в порядке вещей верещали:

– Хайль, Гитлер! Хайль, Гитлер!

Окажись поблизости дядя Петро, он обязательно догонит, пусть даже самого проворного, все уши оборвет. Одно только упоминание этого ненавистного имени вызывало в нем шквал эмоций.

Молва разносится быстро. Всем деревенским парнишам, рано или поздно, становилась известной реакция дяди Петра. И прежде, чем выкрикнуть это «приветствие», каждый должен был впредь оглянуться, оглядеться.

Детским чутьем понимали, что это есть нечто из ряда вон выходящее и пренебрегать коим, никому не дозволено. Уважали деревенские сорванцы ветерана войны, Петра Хаптухаевича Бутуханова, побаивались его.

За один вечер он мог обежать всю деревню, навестить всех родных. Не было вроде бы срочного дела, а дядя Петро обязательно заглянет на огонек.

Наша мать с большим пиететом относилась к нему. Никогда не считала себя ровней и держалась всегда на почтительном от него расстоянии и глядела на дядю Петра снизу вверх.

В какое бы время он не заглянул к ней домой, она безропотно поднималась с постели и шла накрывать на стол. А дядя Петро, и не ел почти ничего, и не пил. Все, что ему нужно было – это зайти, поговорить.

Я не слышал от него рассказов о войне, мал я был еще. Наверное, он и не рассказывал о ней. Вся война для него это кровоточащая рана. Но я видел в его доме много военных книг, карты на стене.

Слышал его версию, уже больного человека, видения войны. Он рассказывал не о тех сражениях, участником, которых он был, а разбирал по частям, стоя у карты, Берлинскую операцию.

Дядя Петро был кадровым офицером, я об этом уже говорил, и его рассказ был по военному сух и он отрывистым голосом докладывал слушателям сложившуюся, на тот момент, обстановку вокруг этой операции. И напоминал он мне тогда маршала Жукова в исполнении Михаила Ульянова.

Глава 12

А жизнь меж тем, не сбавляя своих оборотов, отмеряла свои часы. Все перемешалось в этом мире, «и жизнь, и слезы, и любовь». Вечные спутники жизни, идущие рядом рука об руку – и смех и слезы, и юмор и печаль.

Отец, так же как и мать любил и привечал в своем доме близких себе по духу людей. Одним из них был дядя Ося Вахрамеев, абга-хурайха, как он его величал. Глядя на него и мы, его дети, звали его так же.

Впоследствии, мы напрочь забыли его собственное имя и всегда к нему обращались не иначе, как Абга-хурайха. Любил он наведываться к отцу на огонек. Зайдя в дом, он обязательно поздоровается со всеми за руку.

Женщинам и детям, обычно, рук не подавали, а он же всегда и всем пожимал руки. Подашь ему свою детскую, худую ручонку, а он в ответ пожмет ее обеими руками, приговаривая при этом:

– Сайн байна, бишэйхан хадам!

Стоишь, бывало, гордый от того, что с тобой за руку поздоровался такой большой дяденька.

Он был очень громогласным и красноречивым человеком. У него всегда находилась тема, ради которой он просто обязан был зайти. Как то, зашел он к нам с утра и с порога кричит:

– Хадамха, с четырех часов утра я на ногах. Был в Дулахане, съездил на Хара-Модон, везде трава в-о-о-т, прям по-сюда!

По его словам трава в нынешнее лето уродилась, аккурат, по грудь и даже выше.

– Cнаряжай – кричит,

– Со мной своих парней, чичас мы мигом накосим сенца. Ну т-р-а-а-в-а-а-а…

Мать на радостях со всех ног бежит на стол накрывать. Как же, человек пришел с хорошей вестью, надо же угостить. А всякая предстоящая большая работа – это музыка для матери. Бегает по дому, хлопочет, нас не забывает тормошить. Как же, такое сладкое слово «покос».

Все лучшее на стол, да еще подбадривает, да сама же еще им и подливает. Афанасий Алексеевич присутствовал при разговоре. И ему тоже перепало от щедрот матери.